Из книги Иосифа Кобзона «Как перед Богом».
«Впервые эту фамилию я услышал по телевидению в самом начале 90-х — мэром Москвы Лужков еще не был, а свел нас печальный случай, когда Юрий Михайлович уже вовсю руководил делами столицы. К нему в приемную меня привело неожиданное и нелепое убийство Игоря Талькова — родные и близкие певца обратились ко мне с просьбой помочь похоронить его на Ваганьковом. Тело из Ленинграда уже привезли, оставалось добиться разрешения — кладбище-то режимное, то есть для простых смертных закрытое.
Людей без звания там не хоронят, одного имени, чтобы место там получить, мало, и все же я решил попытаться...
Прихожу в приемную, говорю: «Доложите, пожалуйста, мэру, что мне нужно срочно с ним встретиться». Положение было таким, что вопрос надо было решать немедленно — я очень переживал и очень хотел помочь: у коллег по творческому цеху все надежды в тот момент были исключительно на меня, но... надо знать Юрия Михайловича. Выходит помощник и говорит сконфуженно: «Он сказал, что вас не приглашал, поэтому и принимать не будет».
Я вскипел: «Да 100 лет мне не нужен ваш мэр, если бы не вопрос, не терпящий отлагательства, — я пришел просить место для захоронения Талькова, а не личный прием для Кобзона устраивать...»
В это время открывается дверь и выходит Юрий Михайлович с... моим другом Веней Левиным. Веня говорит: «Привет, Иосиф!», а Лужков... проходит мимо меня, как мимо затонувших кораблей. Я окликаю его: «Юрий Михайлович!», а он делает вид, что меня не слышит, и тогда я в сердцах произношу ему вслед нехорошее слово. Он так остановился, повернулся, посмотрел на меня, как не знаю на кого, и пошел... Мне так обидно стало... Не за себя — за Талькова...
Выхожу из приемной и останавливаюсь в раздумьях: что делать-то? Вдруг Венька, мой друг, возвращается. «Ты что? — говорит, — с ума сошел? Он все слышал... Что у тебя там такое?»
— У меня? Ничего! Талькова похоронить нужно...
— Ну ладно, подожди, — говорит Венька — Не уходи никуда!
Я остался ждать на пятом этаже, а они с Лужковым, поскольку дружили, пошли обедать. Через какое-то время появляется Веня и говорит: «Пошли!» Я спрашиваю: «Куда?»
— К нему...
— Да пошел он! — опять не выдержал я.
— Не валяй дурака! — тебе же бумагу подписать надо, — стал настаивать Левин.
Короче, спускаюсь на третий этаж, захожу с письмом в мэрскую столовую. Лужков смотрит на меня и спрашивает вдруг: «Ты чего ершистый такой?» Я ему: «А чего это вы мне «ты» говорите?» Тогда он: «Извините, пожалуйста, но если вы такой вежливый, почему меня так оскорбляете?»
— Юрий Михайлович, — как можно сдержаннее произношу я. — Прошу вас случившееся не разбирать. Я обещаю больше не беспокоить вас, не волнуйтесь — это мой первый и последний приход к вам, но вопрос в том, что убиенный артист Тальков из-за происшедшего здесь не может быть похоронен так, как того достоин, а он ведь здесь ни при чем. Подпишите, пожалуйста,
разрешение, и вы меня больше тут не увидите...
— Прямо так никогда и не увижу? — смягчился Лужков.
— Никогда! — повторил я.
— Хорошо. Давайте письмо!
Я подаю, он читает и спрашивает: «Где хотите похоронить, на каком участке?» Я отвечаю: «Еще не знаю, не выбрали», и тогда он пишет: «Директору Ваганьковского кладбища... Захоронить в месте, указанном г. Кобзоном».
«Бульвар Гордона» № 38 (386), 18 сентября 2012